«Страшная тайна» Раневской

В эти дни (26-27 августа) Таганрог широко празднует 120-летие со дня рождения Фаины Раневской. Да, именно 120-летие: таганрогские историки нашли документальное подтверждение тому, что гениальная актриса родилась в нашем городе не в 1896-м, как считало до сих пор всё человечество, а на год раньше.

Таганрогский государственный литературный и историко-архитектурный музей-заповедник (ТГЛИАМЗ) хранит в своих фондах переписку Фаины Георгиевны Раневской со своими земляками-таганрожцами. Интеллигентность и культура переписки Раневской просто восхищают: судя по всему, она отвечала на всякое к ней обращение. Отвечала, конечно, чрезвычайно кратко – открытками. Но нашёлся в Таганроге и человек, побудивший Фаину Георгиевну к написанию писем – неформальных, довольно обстоятельных и очень личных. Этот человек – Людмила Николаевна Прозоровская.
У Людмилы Николаевны – таганрогские корни, но сама она в Таганрог переехала уже будучи взрослой, в 1968 году, выйдя замуж за таганрожца и превратившись из Подобед в Прозоровскую. Причём профессию при этом она не поменяла: как работала в родном Донецке научным сотрудником советского отдела областного краеведческого музея, так и осталась научным сотрудником советского отдела, но теперь уже – Таганрогского краеведческого музея. В жизни всегда есть место для чуда. Одним из таких чудес в жизни Людмилы Прозоровской стала её дружба по переписке с Фаиной Раневской.
Переписка Раневской и Прозоровской завязалась уже в 1968-м. И продолжалась полтора десятка лет. Людмила, ещё будучи ребёнком, любила киноактрису Фаину Раневскую. Но Раневская и как человек вызывала у неё самые тёплые чувства. Раневская благодаря её интуиции наверняка почувствовала искренний интерес к себе Прозоровской, её по-настоящему доброе отношение. И ответила взаимностью. Она стала для Людмилы едва ли не второй мамой: когда у той в 1969-м родился первенец Владимир, Фаина Георгиевна, будучи бездетной, очень трогательно наставляла молодую маму. Раневская давала ей разные «материнские» советы: как правильно воспитывать детей, как беречь женскую красоту…
Прозоровская отправляла Раневской фотографии современного Таганрога, рассказывала, чем город живёт и дышит. Старалась при этом не травмировать ранимую Раневскую, а только радовать. Ну, к примеру, зачем той знать, что в дом, где росла удивительная девочка Фаня Фельдман, возят иностранных туристов, чтобы показать им там красивый, хорошо сохранившийся камин?.. Или если Фаина Георгиевна вспоминала, с каким она упоением вдыхала тёплыми таганрогскими вечерами неповторимые благоухания цветущей акации, ночной фиалки, стоило ли её посвящать в то, что ночной фиалки в Таганроге почти не осталось?..
Раневская в ответ высылала свои фотографии – в различных ролях в театре и кино. Делилась воспоминаниями о Таганроге её детства и о самом своём детстве, делилась чувствами и мыслями о прожитом и о современности.
Однажды, ещё в середине 1970-х, Людмила пригласила Фаину Георгиевну приехать в Таганрог. Инкогнито. В гости к ней домой. Домашний адрес Прозоровской Раневская прекрасно знала: она давно уже писала в переулок Тургеневский, 101. Людмила Николаевна, зная, как утомляет Раневскую её популярность, обещала, что если актриса оденется попроще, её в родном городе никто не узнает. Но Раневская на малую родину не приехала, лаконично объяснив, что это невозможно.
Корреспонденция хотя и шла между двумя переулками (московским Южинским и таганрогским Тургеневским), хотя Раневская и писала Прозоровской не как сотруднику музея, а как человеку, как другу по переписке, однако практически всё, что присылала в Таганрог его гениальная дочь (письма, открытки, фотографии), Людмила Николаевна передавала в музейный архив. Да и как иначе? Всё, что касается Раневской, — бесценно и должно быть сохранено для нынешнего и будущих поколений! В своём личном архиве Людмила Прозоровская сохранила лишь три открытки совершенно личного характера. (В том числе ту, в которой Фаина Георгиевна отвечала отказом на приглашение приехать в Таганрог. А приглашала её Людмила не просто по собственной инициативе, но и в тайне от коллег.) А кроме трёх открыток — большое фото с трогательной дарственной надписью. Сама Раневская письменно признавалась, что такие личные фото дарит нечасто и очень редким людям…
Но у одного из писем Раневской к Прозоровской оказалась особая судьба. В нём Фаина Георгиевна вспоминала собственное детство. То, как, имея родных брата и сестру, всегда чувствовала себя одинокой. То, как её единственными подругами были куклы, с которыми она играла на балконе, знакомя их с литературой, разыгрывая с ними театральные сцены. Разоткровенничавшись, она призналась «милой Людмиле Николаевне», что училась очень плохо: из таганрогской Мариинской гимназии её исключили за неуспеваемость… Потом она стала просить вернуть ей это «дурацкое письмо». Она писала, что поздно спохватилась, а теперь переживает, что её запомнят как заурядную двоечницу.
Но, попадая в музейные фонды, письмо превращается в музейный предмет. И он уже не подлежит изъятию. То, что Прозоровская смогла вернуть Раневской это письмо, тоже является маленьким чудом.
Хотя, очевидно, сама Раневская в этой истории была не совсем откровенна. Но всякая женщина вправе на кокетство, а великая актриса – тем более.
Любимый Раневской Чехов в своей гимназии дважды оставался на второй год, и она это наверняка прекрасно знала. У него для этого, конечно, была уважительная причина: Антоша вместо того, чтобы учиться, торговал в бакалейной лавке своего отца — купца II гильдии Павла Егоровича Чехова, что, впрочем, не спасло последнего от разорения. Фаина, в отличие от Антона, своему отцу в его коммерции не помогала. Тот, миллионер, один из богатейших людей всего Юга России, в этом не нуждался. Но её, купеческую дочь, просто воротило от арифметических задачек, связанных с торговлей. Её поэтическая душа рвалась ввысь, и разум отказывался заниматься тем, что ей было чуждо; причина для отказа от арифметики – более чем уважительная. К слову, исключение из гимназии Фаине во всех отношениях пошло во благо: получая домашнее образование, она смогла заниматься любимыми и нужными ей музыкой, литературой и языками, другими гуманитарными науками.
К счастью, это замечательное письмо сохранилось для потомков. Раневская, получив его обратно, своё откровение не уничтожила. И оно попало в руки московских тележурналистов, снимавших фильм об актрисе, а они его потом передали в РГАЛИ — Российский (ранее — Центральный) государственный архив литературы и искусства. «Опозорили меня навеки!» — сетовала позднее Раневская, когда делилась всем этим с Людмилой Николаевной.
Но вся эта история подтвердила, что переписка Раневской и Прозоровской вовсе не была перепиской актрисы, выросшей в Таганроге, и сотрудника Таганрогского краеведческого музея. Это было общение человека с человеком. И Прозоровская показала себя сверхпорядочным человеком, каковым была и Раневская. Людмила Николаевна не просто выполнила необычную просьбу своего неординарного друга по переписке. При этом она не сохранила даже копию того письма. Конечно, ксероксов и сканеров тогда ещё не изобрели, но фотоаппарат был в её распоряжении.
Возвращая Фаине Георгиевне то её «дурацкое письмо», Людмила Прозоровская нарушала всяческие функциональные обязанности и должностные инструкции, но какое они имели значение в сравнении с огорчением человека, из-под пера которого это письмо и появилось на свет?..
Когда-то, ещё в детстве, Людмила любила актрису Фаину Раневскую. Поклонниками Раневской наряду с Людочкой Подобед были многие миллионы как её сограждан, так и представителей зарубежных стран.
Людмила Прозоровская полюбила Раневскую как человека – очень светлого, доброго, плохо приспособленного к этой земной жизни, во многом неприкаянного и очень одинокого, самым близким существом для которого была собака. И Людмила Николаевна сотворила чудо. Она смогла сделать интереснее и радостнее жизнь другого человека, с которым лично ни разу так и не встретилась.
Фаина Георгиевна была тронута приглашением Людмилы приехать к ней в гости в Таганрог, но отклонила его. Сама же Людмила Николаевна, когда была в Москве, даже и не думала напрашиваться к Фаине Георгиевне в гости. И не столько в силу своей стеснительности, сколько ради того, чтобы не стеснить Раневскую: их роднила удивительная деликатность. Такова уж наша жизнь, таковы уж мы, грешные, что межличностные отношения между двумя людьми, даже самыми близкими, напоминают большую или малую тару, в которой мёд и дёготь — в различных пропорциях. 15-летняя дружба по переписке между Раневской и Прозоровской не имела в себе дёгтя.

Владимир Прозоровский

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *